http://olga-andronova.livejournal.com/623484.html
Они меня студентами родили, бабушка мамина служила в Прибалтике, бабушка и дедушка папины работали. Надо было чем-то занимать ребёнка, чтобы не сидела одиноким сычонком в углу.
Хотя одиночество было относительное. С утра взрослые разбегались по работам и делам, детей по садикам и яслям. Но иногда мы – дети – оставались в коммунальной квартире. Из развлечений с соседскими детишками помню, как мы у соседей пошатнули ёлку новогоднюю на столе. И я стояла, удерживая её от падения на пол, пока остальные малыши бегали по лестнице, стучались в квартиры за помощью. Кто-то откликнулся и выручил. Вечером досталось мне больше всех – самая старшая, должна малыми управлять. Это я еще в школу не ходила. Время было такое: коллективистское, а ответственность, ежели что – персональная. Так с детства приучали.
Так вот, я читала запоем – сначала детские, в т.ч. отцовские красочные, сколько помню, журналы «Америка», а потом просто беллетристику, какую могла стянуть с полок по росту.
Господи, какую уйму книг я прочла уже тогда! Прибегала из школы, быстренько делала уроки, и садилась с ногами в старое вольтеровское кресло, пережившее Блокаду. Стакан воды, горбушка хлеба – и вместе с Жюль Верном в небеса, под воду, в джунгли и по морям-океанам.
Ситуация изменилась, когда переехали в Академгородок в мои 10 лет. Там был простор для прогулок, Удельный парк/Челюскинцев для занятий легкой атлетикой (зимой ездила за тем же в Зимний стадион на Манежную);
Этот пуританизм в межличностных отношениях вполне уживался в 99ой школе с нормальной жизнью. Мы ведь были смесью детей с Поклонки – этакая Воронья слободка Питера, подобие пригородной Лиговки, Академгородка и старых деревянных домишек Удельной. Были, например, три сестры Д.довы, скопившиеся в итоге второ-, и третьегодничества сей кучей в нашем А-классе. Мне было поручено их «подтягивать» по математике и натягивать им пионерские галстуки. Mamma mia – оно им было надо, и то и другое? Но ничего – как-то мы были в нормальных отношениях. Однажды видела-слышала участкового, усталого, замотанного делами дядьку, который пришёл в учительскую, и почти без мата просил учителок «не натягивать на Д.довых галстуки красные – стыдобища их из-под мужиков в галстуках-то тягать».
Галстуки мне отменили, математику оставили.
В 99ой школе я отличалась – или меня отличала – учительница русского языка и литературы Раиса Антоновна. Настолько, что как-то прочла классу моё очередное сочинение и прослезилась. И сказала душевные слова. Сколько помню – сочинение было про природу, про еловый лес. Из бонусов – она отпускала меня со своих уроков со словами «тебе оно не надо – тебя в литературе мне учить нечему». Это по 8й класс включительно. Потому вместо уроков бегала в библиотеку за новыми книжками. Причем в районной на Скобелевском была тупая стерва-библиотекарша, которая всё норовила управлять кругом моего чтения, и отказывала мне в каких-то книгах, норовя всучить «подходящее» в её понимании. Соцреалистические, всякую идиотическую михалковщину, а я вместо того иностранщину и русскую классику брала. Так что я туда ходила редко, а ездила в библиотеки ДПШ на Торжковскую или еще дальше – на Лесной, во Дворец пионеров на Невский.
Потом мои сочинения зачитывал классу в 30ке Герман Николаевич Ионин – но то уже было в основном за гражданскую позицию. И сопровождал словами «думайте сами – я её оспаривать не буду. А литературно пишет хорошо». Как-то раз Ханин с Мещаниновым пошутили – при выходе из класса взяли меня под локотки и над ухом - «пройдёмте!». Любопытно, что шутки я в первый момент не поняла – мы уже были в 15 лет готовы.
И вот с такими литературными задатками из археологического кружка в Эрмитаже ушла я на занятия физикой во Дворец пионеров (там заболтавшись с ребятами сожгли трансформатор. и педагог в педагогических же целях заставил перематывать), в ЮМШ – юношескую математическую школу при 30ке (потом туда и поступила). Потому что надо было получать хорошее образование. Надо было получать хорошую - денежную – профессию. Что кормить меня некому, и с выпускного в школе надо озабочиваться заработками - я знала. Но сухота математики отвращала, и в виде исключения из нашего класса пошла в технический ВУЗ. Списки наших выпускников подавали на матмех, туда было проще поступить. А в ЛЭТИ два экзамена пришлось отбивать через конфликтную комиссию - ставить «5» не хотели по физике и устной математике, причем именно с упором «больно вы в 30ке умные». Отбила.
Так я стала инженером. Оставили по распределению в ЛЭТИ, дали место в НИЧ (научно-исследовательской части). И стала я готовить аналитические отчеты для научного руководства и стажировок сотрудников за границей. Обучил быстро и навек Сан Саныч Вавилов, чл.-корр АН СССР, член ВАК и Ленинградского обкома, наш ректор: «если твой анализ статьи более чем на страницу – читать не буду. Если из первой фразы на листе я не увидел, о чем она – читать не буду». Обучилась. И зарплата была хорошая.
И никогда никакой беллетристики – кратко и по делу. И никаких выводов – раз отобрала материал, значит, уже посчитала его важным и нужным для НИОКР, а выводы будут делать профессора с доцентами – не я же возьмусь рассуждать о пригодности нелинейных методов оптимизации адаптивных алгоритмов в станках с ЧПУ. Потом созрела тема для диссера, и я перешла в ЛенЦНТИ – головной центр по системам АСНТИ. Там, в методичках по работе на тогдашних дисплеях, мини- и персональных ЭВМ тоже словами не разбегалась. Как и в лекциях в ленинградском филиале ВНИИ патентной экспертизы. Платили ж не за лирику: отчитала, ответила на вопросы – и бегом на следующий приработок.
Потом катастройка, предложение перейти в «СофтТроник» редактором в их журнал (торговать немцы мне даже не предлагали), потом своё издание, и опять – отчёты, теперь маркетинговые. И хотя с 1996го газета своя, но никакой лирики и политики – только по делу. И никакого давления на мозги читателей безапелляционными «выводами» ни в каких формах, никакого принуждения. Моей аудитории впаривание-втюхивание противопоказано – люди неглупые. Потерять их доверие можно с одной указивки. Т.е. потерять деньги - и бизнес. Помню, был у меня такой автор, заявивший мне за рюмкой редакционного чаю свою мечту: «гуру хочу быть, чтоб читали и верили, вот напишу откровенную глупость – а они примут за чистую монету, будут поддакивать и нахваливать». Уволила.
Итожа: так вот и простояла на горле у собственной песни почти всю жизнь.
Потом Беслан – и меня снесло за те дни ожидания. Потом Цхинвал – и муж, встречая в Пулково из Владикавказа, сказал «у тебя ведь не журналистика катастроф». Да – но катастрофы множились в жизни моей страны. Потом путина сексуально-бетонная амбиция насрать нашему городу вкупе с воздвижением целеуказателя для прицельного разрушения крайне опасных объектов в регионе.
И пошла тема.
От прежней жизни остались в моих писаниях стремление к лапидарности и нежелание разжевывать выводы. Я стремлюсь собирать и подавать факты – собственно, это краеугольный принцип западной журналистики. Может, потому мне легко с ними общаться.
Это совок 102ой год всё несёт в массу пропаганду – в значительной мере вследствие отсутствия профессионального умения работать с фактами. Ну, какие журналисты к хреновой матери из симоньян и киселева-припутина при отсутствии у них мозгов, знаний, умений и острой, всё на свете забивающей, жажде бабла в глазах?!
И не надо мне про хитрые подходцы западной журналистики, про скрытое навязывание мнений и стереотипов – молчи, то знаю я сама. И крыса мне та не кума, и служим мы разным богам. Точнее – странам. А у каждой своя миссия. И партнёры мы – да! – заклятые. Но на том мiр и стоит от веку, и, Бог даст- во веки веков. Аминь.
И если есть разумная профессиональная технология, за коим лядом я буду с сохой пыжиться? А так да – Примаков наш всю жизнь до старости «журналистом» числился. Лишь к старости в киссинджеры пошёл.
Вообщем-то и журналистику фактов заменяют постепенно мои родные ИКТ. Писала в отчете по CeBIT2013 и про проет, SalesForce.com, TrendMiner, Arcomem и т.д. . Было и в 2014м интересное, особенно полицейская система Германии. Жаль – в этом, да еще на Китай, не смогу поехать, а те сотрудники, что посетят – иное ищут.
Вернусь к себе. Скучно мне читать аналитЭгов типа илларионова/белковского и пр. граневцев-каспаровцев. Слов тонны – смысл по диагонали в две фразы можно уложить. И то первая будет вводная.
Сама же писать пишу так, чтоб было доходчивей. Образней – лучше один раз увидеть. Да и впечатывается лучше, надёжнее.
Ну и – нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. И нам сочувствие даётся – как нам даётся благодать.
Прочла у oldgoro
вводные слова к копии моего текста «Три знамения в/для России»
и
копия «Захватывающее чтение. Всё это дело воспринимается на уровне интуиции и эмоции.
Фактология не имеет значения, важна энергетика повествования о переломном
моменте Русской Истории». Вместе с его названием - «Катрены Андроновой» - удивило.
Тем, что фактов не заметили, зато ощутили эмоции.
И это правильно - ведь изначально от природы, генетикой
определяемой, я гуманитарий. Читать научил отец в 4,5 года. В детстве
отличалась очень хорошей памятью – страницами цитировала наизусть прочитанные
стихи и книги. Они меня студентами родили, бабушка мамина служила в Прибалтике, бабушка и дедушка папины работали. Надо было чем-то занимать ребёнка, чтобы не сидела одиноким сычонком в углу.
Хотя одиночество было относительное. С утра взрослые разбегались по работам и делам, детей по садикам и яслям. Но иногда мы – дети – оставались в коммунальной квартире. Из развлечений с соседскими детишками помню, как мы у соседей пошатнули ёлку новогоднюю на столе. И я стояла, удерживая её от падения на пол, пока остальные малыши бегали по лестнице, стучались в квартиры за помощью. Кто-то откликнулся и выручил. Вечером досталось мне больше всех – самая старшая, должна малыми управлять. Это я еще в школу не ходила. Время было такое: коллективистское, а ответственность, ежели что – персональная. Так с детства приучали.
Так вот, я читала запоем – сначала детские, в т.ч. отцовские красочные, сколько помню, журналы «Америка», а потом просто беллетристику, какую могла стянуть с полок по росту.
Господи, какую уйму книг я прочла уже тогда! Прибегала из школы, быстренько делала уроки, и садилась с ногами в старое вольтеровское кресло, пережившее Блокаду. Стакан воды, горбушка хлеба – и вместе с Жюль Верном в небеса, под воду, в джунгли и по морям-океанам.
Ситуация изменилась, когда переехали в Академгородок в мои 10 лет. Там был простор для прогулок, Удельный парк/Челюскинцев для занятий легкой атлетикой (зимой ездила за тем же в Зимний стадион на Манежную);
ухаживания мальчишек выражались в том, что после школы
гоняли по Энгельса до Поклонки, размахивая мешками со сменкой за спиной. Как-то
раз мама в свой библиотечный день сидела дома за столом у окна. Работала.
Зеленая пора, ветки деревьев тянутся к раскрытой двери балкона. И доносится
из-под окон неумолчный детский гвалт – крики, хохот. Мама подумала «экие
невоспитанные есть же дети. Мои не такие». Брат в садике, я по определению – в
школе. В конце концов мать не выдержала. Встала и вышла на балкон сделать
замечание разбушевавшимся деткам. И увидела меня в центре драчки, отбивавшуюся
мешком со сменкой от кавалеров. Призвала к порядку. Я уныло поплелась домой.
Оправдывалась «они пристают – что ж мне, терпеть?» Потом мама пошла к нашей
классной Ленине Федоровне, а та её утешила «Радуйтесь – Ваша дочка пользуется
популярностью, вон как за ней ухаживают». Мама грустно протянула «Да, если
мешком очки не разобьют».
Гоняли на великах – и ведь никто не спёр из подъезда?! А
таскать на наш 5ый без лифта мне было лень. Так что цепочкой к батарее.Этот пуританизм в межличностных отношениях вполне уживался в 99ой школе с нормальной жизнью. Мы ведь были смесью детей с Поклонки – этакая Воронья слободка Питера, подобие пригородной Лиговки, Академгородка и старых деревянных домишек Удельной. Были, например, три сестры Д.довы, скопившиеся в итоге второ-, и третьегодничества сей кучей в нашем А-классе. Мне было поручено их «подтягивать» по математике и натягивать им пионерские галстуки. Mamma mia – оно им было надо, и то и другое? Но ничего – как-то мы были в нормальных отношениях. Однажды видела-слышала участкового, усталого, замотанного делами дядьку, который пришёл в учительскую, и почти без мата просил учителок «не натягивать на Д.довых галстуки красные – стыдобища их из-под мужиков в галстуках-то тягать».
Галстуки мне отменили, математику оставили.
В 99ой школе я отличалась – или меня отличала – учительница русского языка и литературы Раиса Антоновна. Настолько, что как-то прочла классу моё очередное сочинение и прослезилась. И сказала душевные слова. Сколько помню – сочинение было про природу, про еловый лес. Из бонусов – она отпускала меня со своих уроков со словами «тебе оно не надо – тебя в литературе мне учить нечему». Это по 8й класс включительно. Потому вместо уроков бегала в библиотеку за новыми книжками. Причем в районной на Скобелевском была тупая стерва-библиотекарша, которая всё норовила управлять кругом моего чтения, и отказывала мне в каких-то книгах, норовя всучить «подходящее» в её понимании. Соцреалистические, всякую идиотическую михалковщину, а я вместо того иностранщину и русскую классику брала. Так что я туда ходила редко, а ездила в библиотеки ДПШ на Торжковскую или еще дальше – на Лесной, во Дворец пионеров на Невский.
Потом мои сочинения зачитывал классу в 30ке Герман Николаевич Ионин – но то уже было в основном за гражданскую позицию. И сопровождал словами «думайте сами – я её оспаривать не буду. А литературно пишет хорошо». Как-то раз Ханин с Мещаниновым пошутили – при выходе из класса взяли меня под локотки и над ухом - «пройдёмте!». Любопытно, что шутки я в первый момент не поняла – мы уже были в 15 лет готовы.
И вот с такими литературными задатками из археологического кружка в Эрмитаже ушла я на занятия физикой во Дворец пионеров (там заболтавшись с ребятами сожгли трансформатор. и педагог в педагогических же целях заставил перематывать), в ЮМШ – юношескую математическую школу при 30ке (потом туда и поступила). Потому что надо было получать хорошее образование. Надо было получать хорошую - денежную – профессию. Что кормить меня некому, и с выпускного в школе надо озабочиваться заработками - я знала. Но сухота математики отвращала, и в виде исключения из нашего класса пошла в технический ВУЗ. Списки наших выпускников подавали на матмех, туда было проще поступить. А в ЛЭТИ два экзамена пришлось отбивать через конфликтную комиссию - ставить «5» не хотели по физике и устной математике, причем именно с упором «больно вы в 30ке умные». Отбила.
Так я стала инженером. Оставили по распределению в ЛЭТИ, дали место в НИЧ (научно-исследовательской части). И стала я готовить аналитические отчеты для научного руководства и стажировок сотрудников за границей. Обучил быстро и навек Сан Саныч Вавилов, чл.-корр АН СССР, член ВАК и Ленинградского обкома, наш ректор: «если твой анализ статьи более чем на страницу – читать не буду. Если из первой фразы на листе я не увидел, о чем она – читать не буду». Обучилась. И зарплата была хорошая.
И никогда никакой беллетристики – кратко и по делу. И никаких выводов – раз отобрала материал, значит, уже посчитала его важным и нужным для НИОКР, а выводы будут делать профессора с доцентами – не я же возьмусь рассуждать о пригодности нелинейных методов оптимизации адаптивных алгоритмов в станках с ЧПУ. Потом созрела тема для диссера, и я перешла в ЛенЦНТИ – головной центр по системам АСНТИ. Там, в методичках по работе на тогдашних дисплеях, мини- и персональных ЭВМ тоже словами не разбегалась. Как и в лекциях в ленинградском филиале ВНИИ патентной экспертизы. Платили ж не за лирику: отчитала, ответила на вопросы – и бегом на следующий приработок.
Потом катастройка, предложение перейти в «СофтТроник» редактором в их журнал (торговать немцы мне даже не предлагали), потом своё издание, и опять – отчёты, теперь маркетинговые. И хотя с 1996го газета своя, но никакой лирики и политики – только по делу. И никакого давления на мозги читателей безапелляционными «выводами» ни в каких формах, никакого принуждения. Моей аудитории впаривание-втюхивание противопоказано – люди неглупые. Потерять их доверие можно с одной указивки. Т.е. потерять деньги - и бизнес. Помню, был у меня такой автор, заявивший мне за рюмкой редакционного чаю свою мечту: «гуру хочу быть, чтоб читали и верили, вот напишу откровенную глупость – а они примут за чистую монету, будут поддакивать и нахваливать». Уволила.
Итожа: так вот и простояла на горле у собственной песни почти всю жизнь.
Потом Беслан – и меня снесло за те дни ожидания. Потом Цхинвал – и муж, встречая в Пулково из Владикавказа, сказал «у тебя ведь не журналистика катастроф». Да – но катастрофы множились в жизни моей страны. Потом путина сексуально-бетонная амбиция насрать нашему городу вкупе с воздвижением целеуказателя для прицельного разрушения крайне опасных объектов в регионе.
И пошла тема.
От прежней жизни остались в моих писаниях стремление к лапидарности и нежелание разжевывать выводы. Я стремлюсь собирать и подавать факты – собственно, это краеугольный принцип западной журналистики. Может, потому мне легко с ними общаться.
Это совок 102ой год всё несёт в массу пропаганду – в значительной мере вследствие отсутствия профессионального умения работать с фактами. Ну, какие журналисты к хреновой матери из симоньян и киселева-припутина при отсутствии у них мозгов, знаний, умений и острой, всё на свете забивающей, жажде бабла в глазах?!
И не надо мне про хитрые подходцы западной журналистики, про скрытое навязывание мнений и стереотипов – молчи, то знаю я сама. И крыса мне та не кума, и служим мы разным богам. Точнее – странам. А у каждой своя миссия. И партнёры мы – да! – заклятые. Но на том мiр и стоит от веку, и, Бог даст- во веки веков. Аминь.
И если есть разумная профессиональная технология, за коим лядом я буду с сохой пыжиться? А так да – Примаков наш всю жизнь до старости «журналистом» числился. Лишь к старости в киссинджеры пошёл.
Вообщем-то и журналистику фактов заменяют постепенно мои родные ИКТ. Писала в отчете по CeBIT2013 и про проет, SalesForce.com, TrendMiner, Arcomem и т.д. . Было и в 2014м интересное, особенно полицейская система Германии. Жаль – в этом, да еще на Китай, не смогу поехать, а те сотрудники, что посетят – иное ищут.
Вернусь к себе. Скучно мне читать аналитЭгов типа илларионова/белковского и пр. граневцев-каспаровцев. Слов тонны – смысл по диагонали в две фразы можно уложить. И то первая будет вводная.
Сама же писать пишу так, чтоб было доходчивей. Образней – лучше один раз увидеть. Да и впечатывается лучше, надёжнее.
Ну и – нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. И нам сочувствие даётся – как нам даётся благодать.
Господь с Вами, почему ж по «барабану»? Я ведь не на эшафоте стою, когда всё сказанное – между тобой и Им. Мне интересны мнения людей. Лежа на больничной койке в октябре, когда ноут был для меня слишком тяжёл, я сообразила, что и профессию такую – обслуживание – выбрала наверняка потому, что тянусь к людям, не самодостаточна, не смогу одиноко сидеть в башне и созерцать свой пуп. Ведь и чтение, наверно, оттуда же – это форма общения. Причем с умными ненавязчивыми людьми, которых отбираешь себе самостоятельно.
ОтветитьУдалитьТролли раздражают – да. Потому что для меня это обманщики, ворующие наше время общения, Бывает, человек себя не так выразил, слова не пришли, бывает - сама дура, не поняла, надо еще поработать над собой. Можно и нужно искать понимание, оно хрупко, но именно им достигается «роскошь человеческого общения». А ведь по сути ничего иного в жизни у нас и нет – «на себя что купить – всё износится» (с) «Повесть о Горе-Злочастии».
Я сейчас работаю над собой, выслушивая детей, и счастлива, что они находят время на долгие телефонные разговоры – это с их-то занятостью домом и работой. Раньше разговор шёл в одну сторону – от меня к ним. А они-таки выросли и стали интересными людьми. И я у них учусь.
Но тролли – воры. И когда я убеждаюсь, что это оно – злюсь, и вообще их надо зныщить, как говорят хохлы. Отсюда и моя резкость в некоторых случаях, создающая – неправильное! – представление о нежелании общаться.