четверг, 21 апреля 2011 г.

Никогда не говори «никогда»


У Твардовского есть строчки про Великую отечественную
«Она такой вдавила след
И стольких наземь положила
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы».
Вот и наши предки, как подавляющее большинство русских людей, воевали и умирали за нашу землю. У нас с мужем в семье 4 медали «За оборону Ленинграда».
И я думала, что никогда не смогу подружиться с немцами. У мамы по работе был знакомый поляк-профессор. Его жена прошла немецкий концлагерь. Они хорошо знали немецкий, но категорически не желали им пользоваться. В советское время, когда любую хорошую книгу надо было не покупать, а доставать немеряными трудами, мы с мамой разыскивали для них книги о Ленинграде и Эрмитаже без немецкого текста.
С началом перестройки у мужа появился знакомый немец. И не просто немец, а баварец. При этом Франц сам четко различал немцев и баварцев. И говорил, что самые умные – это баварцы, потом русские, а уж немцы – фи. И вообще зря Бавария вошла в состав Германии.
Дружба возникла как бы из ничего. Муж помог Францу, когда его пытались кинуть «новые русские» по тем временам на большие деньги – несколько сот тысяч долларов. И не по дружбе, а потому что стыдно было за обман со стороны русских. Наши предки – старообрядцы так не делали. Слово купца и промышленника было дороже денег и писаной бумаги. Вот он и заставил людей заплатить.
Потом была проволочка с выдачей виз. Почему немцам уже к середине 90х остоебенили выезжавшие из России люди – понятно. Я бы сама таких за границу выпихивала и обратно не звала. Почистили страну – и ладно.
Но Франц взбеленился, пошел в свою местную торговую палату и устроил чиновникам разнос. О том, что он, не жалея сил и времени, рискуя, делает бизнес в России и с русскими, и платит с того немалые налоги. А чинуша хотел сидеть на попе ровно. Вот этому местному немецкому чиновнику и выписали указивку из Германии. Можно ведь и не в Петербург, а какую-нибудь Сомали отъехать крепить торговлю.
Так что с визами вопрос был решен надолго.
Потом в начале очередного кризиса нас потравили. Антидоты собрали в полициях Германии и Финляндии, все подчистую, и передали напрямую. Но на всех не хватило. Как делить – кому давать, а кому – умирать? И тогда Франц через своих японцев скупил в Канаде нужный объем (обошлось ему это тысяч в 8 долларов) и переслал сюда. Шансов, что мы выживем и останемся партнерами, было немного. Но когда следующей весной мы встретились все в том же Ганновере, Франц положил руку на мою и сказал «Ольга, переведите точно. Я никогда больше не хочу слышать про эти деньги. Дружба и бизнес – это разные вещи. Вы – мои друзья. А бизнес мы будем делать по-прежнему».
Я так и перевела: «Он денег не возьмет. Это друг».
И немец стал другом. Этот статус подтвердила моя мама – блокадница.
Франц бывал во всех наших домах. Он всегда норовил подсказать что-то полезное, вроде «договоритесь с соседями и поставьте кодовый замок на дверь в парадном».
Он долго и мучительно пытался развестись с женой-немкой и шутил, что русская жена – это лучшее, чем может обзавестись состоятельный немец. Вопрос «как развод?» стал уже домашней шуткой. Однажды Франц приехал и радостно сообщил, что они «разъехались». Еще лет 5 – и нас разведут, уверял он.
Франц все понимал правильно. Он даже выучил русский, но стеснялся говорить.
Он возил нас по Баварии, показывал и рассказывал про дворцы, церкви (он был католиком).
Однажды, напрягшись, Франц сказал «Рядом есть Бухенвальд. Поедете туда?». Я ответила за обоих: «Наши родственники умерли в сталинских лагерях, в Магадане. Мы там до сих пор не были. Пожалуй, начать стоит с них».
Он рассказал про своих родителей. Оба остались вдовыми после войны, у каждого было по трое детей. Его мать родила еще, и вся великолепная восьмерка жила так, что они не различали, кто – чей. Его мать родила в сарае, в той деревне, где потом, женившись, он построил себе первый дом. Сам, с одним рабочим в помощниках. Он говорил «Я понимаю, что мы не должны отказывать беженцам. Но зачем они плюют окурки в палисадник моей мамы?».
Он как-то привез к нам своего племянника. «Бенджамен хотел быть водителем полицейской собаки, а теперь учится на менеджера». Попытка совместного проживания с племянником в городе закончилась тем, что квартиру оставили Бенджи, а дядя отъехал, чтобы не мешать его личной жизни.
Франц и Бенджамен в Пушкине
Франц очень любил свою дочь, гордился ею. Так как она представляла Райффайзенбанк в их городишке-деревушке, на переговоры жители уполномочивали его.
Он состоял в местной деревенской пожарной бригаде и предлагал организовать такую бригаду в нашей деревне.
Когда мы пожаловались на проблемы с ТСЖ в нашей небедной деревне, он ответил, что это – переходный период. У них тоже не все шло гладко. Деньги делить – всегда больно. Одного жителя даже пришлось отчислить из местного футбольного клуба и фитнес-зала, т.к. он был убежденным последователем Гитлера. А священником в деревню прислали негра. Объявили этому националисту бойкот всей деревней, и тот съехал.
Внука и внучку любил dearly. На сотовом у него в качестве звонка стоял смех внучки. Причем дочка и ее муж были знакомы с 17 лет, т.к. жили рядом. Зять – программист, работает в собственной маленькой фирменке. Поженились под 30, когда было решено про детей. Франц купил дочери квартиру и стал, смущаясь, объяснять, почему оформил ее на дочь. Обрадовался, когда мы сказали, что все прекрасно понимаем, и сами делаем также.
Франц спросил, сколько стоила земля под нашим домом, удивился, и сказал, что у себя он бы за эти деньги купил квадратный метр, а не сотку. Ото бы он удивился, узнав про рост цен… Теперь купить дом в Мюнхене зачастую дешевле, чем рядовую квартиру у нас в Питере.
Мы возили ему традиционно бутылку водки, даже когда врачи запретили ему спиртное. И эту бутылку оставили на могиле, накрыв кусочком хлеба. Она так и простояла год, и когда мы приехали на годовщину похорон, Бенджи взял и отхлебнул из нее. Ну, это, конечно, принципиальная разница между нами. В том смысле, что на похоронах мы выпили по стопке, и русским партнерам (украинским, белорусским) наливали. Большая бутылка была. Но чтобы год – и никто не допил?!

Могила Франца

Он умер три года тому назад от сердечного приступа. Мы и две дочери успели накануне посидеть в ресторанчике, он смешил их и поил вкусным немецким пивом.
Венок мы привезли из Питера.
Как-то не верится, что его нигде нет. Иногда ловлю себя на том, что он может позвонить как обычно, просто поговорить о жизни. Рассказать о внуках, о Бенджи, о поездках.
Однажды он сказал мужу «Ты построил хороший бизнес. И ты все делаешь правильно».

Комментариев нет:

Отправить комментарий